![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Теодор Рошак - американский культуролог, философ, историк, социолог, писатель и публицист, автор монографии «Создание контркультуры» в которой ввёл в научный оборот понятие «контркультура» и дал описание контркультуры 1960-х, по совместительству неолуддит.
Российские переводчики, конечно же, постарались угробить всякий интерес к его блестящему роману "Flicker" (1991), назвав его "Киномания", хотя книга не столько о кино, сколько обо всем остальном. Рошак начинает роман с длинных занудных рассуждений на тему пробуждения подростковой сексуальности и цензуры в американском и европейском кино 30-40-х годов. Отсеяв таким образом любителей легкого чтива, он внезапно вспоминает, что пишет не очередную монографию, а роман, и сразу берет быка за рога. С этого момента начинается натуральный Эко, словно адэровские "Мечтатели" угодили в мир "Маятника Фуко": бредовые фантазии укуренных персонажей на тему борьбы Инквизиции со средневековым кинематографом, катары, тамплиеры (ацкий отжиг Жака де Моле вдохновит еще не одно поколение конспирологов), богемные тусовки, дети нацистских преступников, конченые французские интеллектуалы, гениальный режиссер третьесортных вампирских фильмов, выворачивающих мозг наизнанку пропагандой древней ереси, одержимость фильмами и сексом (причем вперемешку), наркотики, порнография, андерграунд, трэш-культура, черные ритуалы, махровый гностицизм, всемирный заговор, грядущий апокалипсис (то ли реальный, то ли нет) и т.д. и т.п. В какой-то момент роман становится настолько хорош, что только и успеваешь думать "лишь бы автор не облажался в конце, ну пожалуйста". Автор, к счастью, не облажался. 9 из 10, может даже десятка.
Убийство Бога
"— Понимаешь, я это не могла сделать — то, что было нужно Макс. Я не могла заниматься любовь с этот черный парень. Я никогда прежде этого не делала для кино. Только понарошку. Я сказала Максу, что не могу. Ну а он тогда давать мне кое-что, чтобы сделать мне это полегче.
— И что он вам дал?
— Одну из своих проклятых таблеток. У меня от нее кружиться голова. Все в голове, как сумасшедший. Вот почему я многое не помню. Но я помню… Я помню, что мне Макс все время говорил. Что Денди — это не Денди. Что он — Бог, истинный Бог. У меня в голова все смешалось. Я думать, что занимаюсь любовью с Бог. Я не знаю, что мы делали — я и Денди. Но я думаю, это было очень нехорошо. А потом Макс мне говорить, что я должна взять меч… — Она погрузилась в долгое, напряженное молчание, уставившись в стену за моей спиной, словно на ней были начертаны ее воспоминания.
— И делать что? — спросил я, выуживая из нее слова.
Голос ее стал хрупким, ломким.
— Отрубить ему голову, — Она уставилась на меня больными, вопрошающими глазами, словно я мог ей объяснить, зачем Максу нужно было от нее это, — Но я не мог это сделать. Потому что от таблетки все становится как взаправду. Я уже не понимала, что это кино, — В ее голосе послышалась виноватая нотка, — Я думать, я по-настоящему убивать Бог, — Она издала нервный смешок, — Я не верующая. Но вот тогда… не знаю. Эта таблетка делать странный вещи со мной там, внутри. Я начинать плакать. У меня быть истерика. Я не могла сделать это с мечом. Но Макс меня заставлять. «Убей его! — говорить, — Убей! Убей!» И я очень испугаться. Потому что я думать, Макс сошел с ума. «Убей его!», — кричит. И… я… сделать… это."
Теодор Рошак "Киномания"

Убийство Бога
"— Понимаешь, я это не могла сделать — то, что было нужно Макс. Я не могла заниматься любовь с этот черный парень. Я никогда прежде этого не делала для кино. Только понарошку. Я сказала Максу, что не могу. Ну а он тогда давать мне кое-что, чтобы сделать мне это полегче.
— И что он вам дал?
— Одну из своих проклятых таблеток. У меня от нее кружиться голова. Все в голове, как сумасшедший. Вот почему я многое не помню. Но я помню… Я помню, что мне Макс все время говорил. Что Денди — это не Денди. Что он — Бог, истинный Бог. У меня в голова все смешалось. Я думать, что занимаюсь любовью с Бог. Я не знаю, что мы делали — я и Денди. Но я думаю, это было очень нехорошо. А потом Макс мне говорить, что я должна взять меч… — Она погрузилась в долгое, напряженное молчание, уставившись в стену за моей спиной, словно на ней были начертаны ее воспоминания.
— И делать что? — спросил я, выуживая из нее слова.
Голос ее стал хрупким, ломким.
— Отрубить ему голову, — Она уставилась на меня больными, вопрошающими глазами, словно я мог ей объяснить, зачем Максу нужно было от нее это, — Но я не мог это сделать. Потому что от таблетки все становится как взаправду. Я уже не понимала, что это кино, — В ее голосе послышалась виноватая нотка, — Я думать, я по-настоящему убивать Бог, — Она издала нервный смешок, — Я не верующая. Но вот тогда… не знаю. Эта таблетка делать странный вещи со мной там, внутри. Я начинать плакать. У меня быть истерика. Я не могла сделать это с мечом. Но Макс меня заставлять. «Убей его! — говорить, — Убей! Убей!» И я очень испугаться. Потому что я думать, Макс сошел с ума. «Убей его!», — кричит. И… я… сделать… это."
Теодор Рошак "Киномания"