Фиеста (И восходит солнце)

[tannarh]

Эрнест Хемингуэй «Фиеста» (1926)

Аннотация. Вошедший в настоящее издание роман Эрнеста Хемингуэя «Фиеста» («И восходит солнце») посвящен «потерянному поколению». Герои романа, вернувшиеся с бойни Первой мировой войны жестоко травмированными (духовно и физически), стремятся уйти от тягостных воспоминаний, все они, несчастные и неприкаянные каждый на свой лад, ищут опоры в жизни и не находят ее. Отсюда — лихорадочный темп их существования, постоянная жажда новых переживаний и голод по сердечному человеческому общению. Но почувствовать себя обновленными, полнокровно живыми они могут лишь и те редкие минуты, которые дарует им самозабвенная любовь и дружба, общение с природой и фиеста.

Краткое содержание: «Они угостили нас, а потом мы угостили их, а потом они похлопали нас по плечу и еще раз угостили».

Хемингуэй пишет так, словно рубит дрова топором в труху. Трудно пока сказать, хорошо это или нет. По крайней мере, он не такой нытик как Ремарк и вообще парадоксальным образом человек легкий и тяжелый одновременно.
Пресловутое «потерянное поколение» у Хемингуэя и Ремарка обладает рядом схожих признаков:
много пьют,
не имеют никаких выдающихся талантов и человеческих достоинств,
бедные,
постоянно трепятся о войне,
влюбляются в женщин, чтобы те их жалели и вытирали им сопли,
любят бить морды
и не понимают, чего на самом деле хотят от жизни.

Вообще-то, я знаю целую страну, где такие персонажи бродят табунами. Причем некоторые дошли до такого состояния, когда их жен и подруг пора уже начинать судить за зоофилию.

Цитаты:

Я старался вспомнить, о чем бы еще помолиться, и подумал, что хорошо бы иметь немного денег, и я помолился о том, чтобы мне нажить кучу денег, и потом начал думать, как бы я мог их нажить, и, думая о наживе, я вспомнил графа и подумал о том, где он теперь, и пожалел, что не видел его с того вечера на Монмартре, и старался вспомнить что-то смешное, что Брет рассказала мне про него, и так как я все это время стоял на коленях, опершись лбом о деревянную спинку скамьи, и думал о том, что я молюсь, то мне было немного стыдно и я жалел, что я такой никудышный католик, но я понимал, что ничего тут не могу поделать, по крайней мере сейчас, а может быть, и никогда, но что все-таки это — великая религия, и как бы хорошо предаться набожным мыслям, и, может быть, в следующий раз мне это удастся; а потом я стоял под жарким солнцем на паперти собора, и указательный, средний и большой пальцы правой руки все еще были влажные, и я чувствовал, как они сохнут на солнце.

По площади, согнувшись, шел человек и играл на свирели, за ним с криком бежали дети и дергали его за полы. Он пересекал площадь, а дети бежали за ним, и он, не переставая дудеть, прошел мимо кафе и свернул в переулок. Мы увидели его бессмысленное рябое лицо, когда он шел мимо нас, играя на свирели, а за ним по пятам бежали дети, дергали его и кричали.

Фиеста началась по-настоящему. Она продолжалась день и ночь в течение семи суток. Пляска продолжалась, пьянство продолжалось, шум не прекращался. Все, что случилось, могло случиться только во время фиесты. Под конец все стало нереальным, и казалось, что ничто не может иметь последствий. Казалось неуместным думать о последствиях во время фиесты. Все время, даже когда кругом не шумели, было такое чувство, что нужно кричать во весь голос, если хочешь, чтобы тебя услышали. И такое же чувство было при каждом поступке. Шла фиеста, и она продолжалась семь дней.

Эрнест Хемингуэй «Фиеста»